— Теперь мне это кажется вполне очевидным, — заключил Тертулиан, — и я передам наш разговор своей матери.
II.
Эта история происходила, как мы сказали, в Карфагене, спустя 938 лет после основания Рима, или же в 185 году по христианскому летосчислению. Через семьдесят пять лет, в 1113 году, считая эрой основание Рима, или 360 лет после рождения Иисуса Христа, в Париже можно было бы услышать аналогичный разговор между цезарем Юлианом и одним из его современников.
Юлиан лучше был знаком с христианами, чем Апулей, так как религия Христа приобретала все большее число приверженцев, но она еще была далеко не признана значительным большинством даже в VI веке эры, носящей теперь Его имя. Боги Рима и Афин продолжали еще царить. Юноши получали полуязыческое, полухристианское воспитание, питая одинаковое почтение как к греческой, так и иудейской мифологии. Вступая в действительную жизнь, они, вообще, забывали и ту и другую и занимались только своими делами или своими развлечениями. Одни оставались верующими язычниками, другие становились христианами. Юлиан, имея врожденное тяготение к мистицизму и философии, усердно изучал обе религии и кончил тем, что велел посвятить себя в солнечный культ Митры. То был эллин, не созданный для политики и войны. Титул Цезаря тяготил его. Он особенно любил город парижан, который он называл «своей» дорогой Лютецией и который тогда граничил с островом, ныне называемым l’île de lа Cité, и жил преимущественно на юге в деревне, во дворце Терм, построенном его дедом Константином Хлором (в 358, 859 и 60 годах). К северу на холме, называемом теперь Монмартром, возвышался храм, посвященный Меркурию, и еще поныне можно видеть при входе в маленькую церковь Св. Петра, воздвигнутую на его месте, сохранившуюся с того времени колонну. Другой храм, посвященный Юпитеру, занимал западную оконечность острова, где до наших дней царит Парижский собор, храм, который заменил таковой галльских друидов. Во времена Юлиана было еще несколько приверженцев древнего галльского культа; римские боги господствовали лишь официально. Но тем не менее группа христиан проектировала заменить языческий храм, мало-помалу покидаемый всеми, часовней, которая в действительности была там освящена в память святого Стефана мученика около 375 года Марселем, епископом Парижским. Последователи Галилеянина, как их называл правитель Галлии, скрывались еще в очень укромных местах.
В этом дворце Терм, сад которого спускался по отлогому склону до самой Сены, Юлиан любил рассуждать со своим доктором, который почти никогда с ним не разлучался. Это безумие, уверял он, думать, что Галилеянин заменит когда-либо Юпитера в Риме, здесь или в другом месте. Мои товарищи, Василий и Григорий, хорошие проповедники, но они никого не убедят. Если бы я не был вынужден идти сражаться в Византию против моего двоюродного брата Константина, я пожелал бы утвердить наш почтенный культ в Галлии, предоставив господство Аполлону, королю-солнцу. Но у нас еще впереди много времени. Мне идет тридцатый год и, так как мои легионы хотят провозгласить меня Августом, я возвращусь сюда владыкой мира. Христиане между собою. как «свирепые звери», как это написал мой сотоварищ по войне, Амиен Марселен: мы должны сокрушить эту вероломную породу.
— Это не является необходимостью, — возразил Орибаз, доктор. — Она не живуча Гонения до сих пор служили тому, чтобы сделать ее известной и придать ей силы. Будьте вполне уверены, что это не надолго. Христианство никогда не свергнет ни Юпитера, ни Венеры; римская империя будет существовать вечно, а религия Христа не может иметь успеха.
— Я в этом не сомневаюсь. Ты прав. Нас не должно совсем это озабочивать. И затем, это чужеземное суеверие, которое думал внушить нам Константин, разве оно само не распалось на множество еретических сект, которые не могут одна с другой ужиться? Этот внутренний разлад не что иное, как предсмертные конвульсии. Никогда в жизни эта религия не заменит религию Платона и Марка Аврелия. Христианство не будет существовать и не будет господствовать ни в Галлии, ни в Риме.
— Это вполне очевидно, — заключил Орибаз.
P.S. Ничто не было логичнее этих рассуждений; вожди франков, Фарамунд в 420, Клодион в 428, Меровинг, в 448, Хильпериг в 458, были такими же закоренелыми язычниками, как и наши два собеседника 360 года, и история должна была дойти до 481-го года, чтобы признать в Хлодвиге первого христианского короля.
Третья сказка. УXО
Sur le point de mourir, Sullу-Prudhomme „ne pouvаit envisаger le néаnt аvec sérénité“
Неnri Poincаré.
(Discours de réception à l’Akаdémie).
Несколько недель тому назад один атеист, убежденный в несуществовании Бога и удивительно порядочный в своем чистом материализме, утверждал, что созерцание природы не дает мыслителю никакого права допускать разумно обоснованных действий.
— Я вас отлично слышу, — возразил я. — Но если я вас слышу и если я могу с вами рассуждать, то потому, что у меня есть ухо, и даже два. Вы, понятно, никогда не смотрели на ваше ухо.
— Нет, я его иногда видел в профиль, в зеркале. Что вы хотите этим сказать?
— В профиль — это недостаточно. Его следовало бы рассматривать в an fаce и даже проникнуть во внутренний механизм. Не делайте себе из-за этого искривления шеи. Просто взгляните в мое ухо.
Сначала вы видите изгиб, хорошо загнутый по краям, то, что анатомы называют завитком ушной раковины, окружающим самое раковину, затем, внутри углубление, желобок завитка, за которым следует полукруглый выступ, противузавиток, который окружает полость ушной раковины.
Я не буду говорить ни о мочке, заканчивающей его внизу, ни о внешних и внутренних мышцах, ни о слуховом проходе, ни о барабанкой перепонке, я просто остановлюсь на наружном ухе.
Один окулист, который звался Итаром, высказал не философскую мысль, что все эти складки и изгибы ни к чему не служат. В действительности не философская идея, так как природа ничего не делает напрасно, функция создает орган, а если существуют ненужные органы, то значит они атрофировались.
Конечно, можно слышать без этих внешних придатков, так как барабанная перепонка функционирует и без них, но тогда слышно не так хорошо.
Между прочим два физиолога, Шнейдер и Ринн ответили Итару, доказывая целесообразность формы уха. В один из своих опытов Шнейдер заложил наружный слуховой проход своего левого уха бумажным тампоном, затем наполнил все извилины ушной раковины жидкой смесью (1 часть воска и 3 части масла), так что после охлаждения раковина превратилась в плоскую поверхность. После этого экспериментатор поднял тампон, предохраняющий внутренние части от проникновения туда восковой смеси, и слуховой проход снова стал свободен. Потом, слушая звучащее тело, часы, положенные сзади него или перед ним, на равном расстоянии от обоих ушей, наблюдатель констатировал, что правое ухо, раковина которого осталась нетронутой, гораздо лучше слышало этот звук, чем левое. Если же наблюдатель повертывал свое левое ухо в ту сторону, где происходит шум, наступал вдруг момент, когда он слышал этим ухом так же хорошо, как и другим: это момент, когда слуховой проход находится как раз в плоскости звучащего тела.
Ушная раковина, со своей стороны, играет важную роль для познания направления звуков.
Каким же образом все эти детали так хорошо приспособлены к слушанию? Кто сделал ухо?
— Оно само сделалось.
— Да. Ни артист, ни скульптор, ни литейщик не выделывали его, как вылепляют орган из воска. Это природа создала без рук и без пальцев. Позвольте мне продолжать мое описание.
Наружное ухо представляет собою в грубой форме начало внутреннего уха. Именно здесь, на самом деле, и заключается вся суть. Мозг должен ощущать звуки, понимать их и быть при их помощи в сношении с внешним миром.
Проникая в механизм уха, мы постепенно находим: